БЛАГОТВОРИТЕЛИ УСПЕНСКОГО БРУСЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ
Наумов Федор Васильевич (1692 — 1757), генерал, действительный тайный советник, сенатор. Один из постоянных благотворителей, построил вокруг монастыря кирпичную ограду. Ранее пожертвовал обители земли в окрестностях Коломны, так что часть монастырских угодий сдавалась в аренду крестьянам.
Кислов Филипп Максимович (1746 — 1818), Коломенский купец I гильдии, почетный гражданин города Коломна.
Кислов Киприан Максимович (1748 — 1827), Коломенский купец I гильдии.
Кислов Тимофей Филиппович (1779 — 1852), потомственный почетный гражданин города Коломна. При постройке монастырской колокольни в конце XVIII века ими были пожертвованы колокола.
Ермаков Яков Яковлевич (?),Коломенский купец I гильдии. В 50-х годах XIX века сделал крупные вклады в благоукрашение обители. Им были внесены 30 тысяч рублей на внутреннюю отделку Крестовоздвиженского собора. Его дочь Феодосия Яковлевна (в иночестве Феофания) была здешней монахиней.
Ермаков Флор Яковлевич (1815 – 1895), Коломенский купец I гильдии, действительный статский советник, выборный московского купеческого сословия. На свои средства реставрировал пришедший в ветхость старинный Успенский храм. Им было вырожено пожелание, «разобравши ветхие предельные храмы, Успенский возобновить капитально, к нему приложить новую обширную трапезу в два света и затем, к западной стене храма, пристроить новый, двухэтажный каменный корпус с 12 кельями, которые бы служили местом приюта для беднейших, престарелых монахинь обители, и тамже устроить помещение в виде больницы для всех заболевших сестер живущих в монастыре».
Из работы Валерия Альбертовича Ярхо:
Старинное русское село Мещерино находилось на равном расстоянии от Коломны и Бронниц, но относилось к Коломенскому езду. Принадлежало Мещерино со всем его населением и окрестностями графам Шереметьевым. Село как бы спускалось с горы к речке Северке двумя слободами. На высоком месте стоял большой каменный барский дом, но владельцы в нем редко бывали, предпочитая ему роскошную резиденцию в селе Чиркине. Из чиркинских же жителей набирали графскую дворню – конюхов, лакеев, кухарок и горничных, а Мещерино было рабочее село – его жители крестьянствовали, занимались разными промыслами. Из среды простых мещеринских мужиков вышли Ермаковы – большая трудолюбивая семья, члены которой сделали головокружительную карьеру, завидную не только для крепостных, но и для иных дворян. В конце 18-го века Яков Ермаков и четверо его сыновей — Смен, Иона, Кирилл и Яков — подкопив деньжат и договорившись с управляющим имением, взяли в аренду барскую водяную мельницу на реке Северке, стоявшую возле их родного села, открыв при ней маслобойню. Позже, используя всю туже мельницу для работы ткацких станов, братья устроили небольшую фабрику, выпускавшую «поневу» — грубую шерстяную ткань, из которой крестьяне шили свою одежду. Сначала Ермаковы работали на своей фабрике сами, а когда дело пошло, так стали нанимать людей, а занявшись управлением и развитием дела.
Выучившись красить ткань в синий цвет, фабриканты Ермаковы стали скупать её у крестьян, которые ткали по домам, работая на примитивных ручных станках, а при своей мельнице открыли красильную фабрику, и торговали новым товаром с большой выгодой. Увидев в этом деле перспективу, братья прекратив выработку «поневы» занялись «набойками» — особыми резными досками и молотками с «клеймами» они вытесняли узоры и рисунки на ситцах.
Этими занятиями они заработали большие деньги, которые вложили в устройство ситценабивной фабрики, но на этом этапе интересы братьев разошлись – Яков-младший и Кирилл захотели развивать дело дальше, а Семен и Иона предпочли довольствоваться тем, что уже имели. После раздела капиталов Яков и Кирилл выстроили другую ситценабивную фабрику, поблизости от той, которой владели их братья. Само название «фабрика» не должно нас вводить в заблуждение – так называли деревянные большие сараи, в которых помещалось самое примитивное оборудование и склады. Своего ткацкого производства у Ермаковых не было: они скупали у крестьян пряжу, и раздавали её «мастеркам» — таким же крестьянам, которые дома, часто целыми семьями, ткали «миткаль» на ручных станках и относили его на фабрику Ермаковым, платившим им за работу по качеству и количеству выработанного товара. В Мещерине на ермаковской фабрике грубый миткаль перерабатывали в пестрый ситец, который отправляли на продажу. На первых порах главными поставщиками «миткаля» были земляки Ермаковых – жители сел Озеры и Горы. Дело это было выгодное, а потому наиболее трудолюбивые и оборотистые «мастерки» заработав первоначальный капитал на поставках ермаковской фабрике, сами вышли в хозяева. В Озерах два семейных клана – Щербаковы и Моргуновы – начав «мастерками», постепенно превратились в фабрикантов, владельцев нескольких крупных ткацких фабрик, принесших им миллионы.
Когда обороты производства выросли, Яков и Кирилл Ермаковы повели дела уже за пределами Коломенского уезда, в Тульской и Рязанской губернии. Главными поставщиками суровых тканей для фабрики стали жители рязанского села Киликино, которые почитай все без исключения, занялись выработкой миткаля для Ермаковых.
***
Яков Яковлевич был женат на Прасковье Ивановне, и 15-го августа 1815-го года у них родился сынок, при крещении нареченный Флором. Через несколько лет родился Фёдор, за ним дочка Федосья, а потом и ещё сын, Александр. Ведя большие дела Яков Яковлевич уже давно осознал всю пользу образования для коммерческого человека, и постарался, как мог, учить сыновей. Но никаких училищ для детей крепостных во всей округе тогда и помину не было, а потому старшенький Флор постигал науки старинным способом, заведенным на Руси от веку – ходил заниматься к дьячку мещеринской церкви. За умеренную плату дьячок собирал у себя на дому ребятишек прихожан, и обучал их тому, чему сам был научен в духовном училище: грамоте, как «гражданской» так и церковной, «цифири», как тогда называли арифметику, письму. В этой домашней школе учились только по букварям и церковным книгам, но кому требовалось и такое учение шло на пользу. Флорка постиг грамоту, так что мог читать не только печатное, но и писанное от руки, сам мог писать, и бойко считал в уме. Кроме того он хорошо выучил Священное писание, любил читать Псалтыри и Четьи-минеи св. Дмитрия Ростовцева (Жития святых). Всё свое свободное время Флор с малых лет проводил на отцовской фабрике, облазив её всю вдоль и поперек. Сложное текстильное дело вызывало в нем живейший интерес, и он приставал к рабочим и мастерам с вопросами, во все пытаясь вникнуть, всё понять. Яков Яковлевич, приметив рвение сына в изучении дела, всячески поощрял его любознательность, а убедившись в том, что сын уже достаточно знает, отец не упускал случая дать ему возможность «блеснуть знаниями» — если его спрашивал о чем-то рабочий или служащий, Яков Яковлевич, бывало, отвечал:
— Об этом спроси-ка у Флорушки – он знает.
К 18-ти годам рабочие и служащие старшего сына хозяина стали уважительно называть Флором Яковлевичем. О ту пору отец надумал его женить, но в выборе невесты не неволили, и Флор выбрал девушку себе по душе. Произошло это во время летних гуляний, когда изо всех сел и деревень округи молодежь сходилась в пригородное коломенское село Сандыри, возле которого по обычаю водили хороводы, пели песни, играли в игры – словом развлекались, как умели. Там-то, в летнем хороводе Флор увидал дочь земского писаря Власа, девицу Марию, пленившую его своею красотой и статью. Объявив отцу о своем выборе, Флор попросил засылать сватов к Власу, тот кликнул свах, и приказал хлопотать. Впрочем, особенно усердствовать при сватовстве не пришлось – Ермаковы уже тогда слыли чуть не первыми богачами в уезде, а потому вскоре Флор Яковлевич и Мария Власьевна пошли под венец. Хоть и недолго знал Флор до свадьбы свою избранницу, сердце его не обмануло – Мария была не только красива, но добра и гостеприимна, так что зажили они душа в душу.
Несмотря на большие коммерческие успехи, Яков и Кирилл, как и их братья, по-прежнему оставались крепостными графов Шереметьевых, так же как и все члены их семей. Однако времена менялись, и прежнее дворянство потихоньку разорялось – всем барам катастрофически не хватало наличных денег, и у их крепостных всё чаще появлялся шанс выкупиться на волю. Такой счастливый случай Ермаковым подвернулся в 1838-м году и отвалив Шереметьевым солидный куш они взамен получили вольную для всех членов семьи. С этого момента начался новый этап их жизни. Не то чтобы прежде их очень притесняли господа, которых они почитай, что и не видели, исправно внося большие оборки. Досаждала мелкая сошка, служившая у господ управляющими да старостами. Жадность и зависть «маленьких господинчков», от имени барина правившие «на местах» не знали меры, а от их разрешений зависели дела на фабрике, которую они могли и вовсе приказать закрыть её. Приходилось хитрить, прятать истинные доходы, тормозить дело, когда хотелось как раз наоборот, развивать его. Теперь же избавившись от «барской руки» Ермаковы развернулись с новой силой и энергией. В начале 40-х годов 19-го века Ермаковы приобретя 18-ть десятин земли за московской Трехгорной заставой, стали строить новую фабрику, в котором разместили набивное и красильное производства. Распорядителем дел на строительстве новой фабрики был Флор Яковлевич, который управился так ловко и быстро, что его предприимчивость то и дело сравнивали с американской, а выдумку с французской.
Вскоре после того как московская фабрика заработала, 4-го марта 1845-го года умер главный деловой партнер Якова Ермакова, его брат Кирилл Яковлевич, сын которого Фёдор Кириллович не захотел вести дела с дядей и двоюродными братьями, а предпочел получить долю капитала. После выхода из дела наследника Кирилла Яковлевича, фирма стала называться «Я.Я. Ермаков и сыновья», и под этим названием она прогремела на всю Россию. Товар Ермаковых пользовался бешенным спросом – фабрика едва успевала перерабатывать миткаль, но его требовалось ещё больше. Фирма стала главным работодателем для г. Суздаля и всей округи, где население привлеченное заработком подалось в «мастерки». В Санкт-Петербурге фирма открыла большой товарный склад. Ситец Ермаковых получил несколько медалей и удостоверение высокого качества – на каждой штуке материи красовалась бирка с казенной печатью и надписью «полезный товар». Этот ситец получил собственное имя «Ермак», и слава о нем достигла даже отдаленных уголков Сибири, где северные племена, плененные яркостью ермаковского ситца, расплачивались за куски «ермака» пушниной.
Деньги потекли в кассы фирмы рекой. С родным селом Ермаковы распрощались, перебравшись на жительство в Москву, а вернее в приход церкви Покрова Пресвятой Богородицы в Филях, купив там старый барский дом и усадьбу.
Росли обороты семейной фирмы, росла и семья Ермаковых. У Флора Яковлевича и Марии Власьевны родилось шестеро детей, да двое умерли. Осталось четверо: Дмитрий, Павел, Андрей и дочь Александра. Подобно своему отцу, Флор Яковлевич считал необходимым для крупного коммерсанта хорошее образование, воспитание и знание многих языков. Сам учившийся только у дьячка он своих сыновей отдал в московское Коммерческое училище, но к его огорчению старший сын Дмитрий к учению оказался неспособен, и курса не окончил. Он стал помогать отцу на фабрике, но большой роли в делах фирмы не играл. Впрочем, так же как и Павел с Андреем, которые хоть и закончили училище, но как деловые люди себя ни чем не проявили. Главным помощником отца, стал Александр, который оказался весьма способен к языкам, а главное обладал предпринимательской жилкой. Именно этот молодой человек сумел через переписку завести связи с иностранным коммерсантами – главным образом американскими производителями хлопка. Заочно, через поверенных в делах он сумел заключить прямые контракты с плантаторами, и фирма стала получать сырье минуя посредников, что немедленно отозвалось на цене «ермака» — конкуренты не могли продавать так дешево, и фирма уверенно захватывала рынок, ограниченная лишь возможностями производства. Уже и московских фабрик стало мало, и начали строить новые, в Вышнем Волочке. Там уже ставили бумагопрядильное производство, оборудуя фабрику, по последнему слову техники. В 1856-м году только что появились паровые машины-прядильни, увеличивавшие объем производства миткаля, одновременно снижая его себестоимость. Узнав об этих машинах на семейном совете решено было для покупки этого оборудования отправить Александра Яковлевича в Англию. Съездив в Великобританию младший сын Флора Яковлевича привез всё необходимое и нанятых мастеров-наладчиков англичан, которые установили новые машины на фабрике в Вышнем Волочке. Эта была лишь шестая фабрика во всей России, на которой стояли такие бумагопрядильные машины.
Столь блистательно начавший свою деятельность Александр Яковлевич прожил очень не долго – он умер 24-го марта 1858-го года в возрасте 25-ти лет. Жениться он не успел, и потомства после себя не оставил.
За работой новой фабрики в Вышнем Волочке отправился наблюдать сам глава клана – Яков Яковлевич Ермаков, в помощь которому отрядили внука, Андрея Флоровича, а Флор Яковлевич остался в Москве, но часто наезжал в Вышний Волочек. В этом городе он основал первый вышневолоцкий Общественный банк – до того там никогда не было кредитно-финансовых учреждений. Он положил 50 тысяч в основной и запасный капиталы, с условием, что 5% от прибыли на этот капитал ежегодно будут идти на содержание богадельни выстроенной им в Вышнем Волочке из расчета на содержание 140 человек обоего пола. Кроме того, богадельне было дано 82 тысячи собственного капитала, выстроен двухэтажный каменный корпус и храм при нем.
В Москве Флор Яковлевич снова поменял адрес, обосновавшись теперь уже в самом городе – на Ново-Басманной улице он купил у князя Голицына большой дом с участком. В нем семья прожила до 1868-го года, когда Флора Яковлевича вновь посетила беда – 10-го июля того года скончалась супруга его, Мария Власьевна. Горе вдовца было безмерно, однако жизнь брала свое – большой дом, семья, хозяйство, все требовало женского глаза и руки, а потому, погоревав и проносив полгода траур, Флор Яковлевич 8-го января 1869-го года женился на молодой вдове Екатерине Корнильевне Заблуновой, урожденной Быковской, уроженке Павловского Посада. Со второй женой ему тоже повезло – Екатерина Корнильевна была женщиной доброй, отзывчивой и религиозной.
Не прошло и трех месяцев со дня свадьбы, как в Петербурге умер сын Андрей – он и раньше прихварывал, даже ездил лечиться за границу, но 1-го марта 1869-го года скончался. Вслед за ним отправился и основатель семейной фирмы – Яков Яковлевич Ермаков умер 14-го августа 1869-го года. Деда и внука похоронили рядом – в склепе под домовой церковью вышневолоцкой богадельни, встроенной Ермаковыми за свой счет.
Потери близких людей заставили Флора Яковлевича задуматься о будущем – прежний азарт дельца в нем постепенно уступил место желанию послужить Богу и людям. Ликвидировав фабрику за Трехгорной заставой в Москве, Флор Яковлевич стал много заниматься благотворительностью, посвятив себя, главным образом строительству богаделен и храмов.
Среди прочих дел, затевавшихся Ермаковым, была попытка вместе с 9-ю компаньонами открыть шелкокрутильную фабрику, но затея провалилась, унеся вложенные капиталы. Флор Яковлевич выкупил у компаньонов здание и землю, собираясь открыть камвольную фабрику, но до 1876-го года дело не открылось, а потом Ермаков отказался от своего замысла и перестроил фабричное здание под богадельню на 300 человек, которая открылась 19-го июня 1877-го года. В банк он положил капитал в 250 тысяч, проценты от которого шли на содержание призреваемых. Во время войны с Турцией, Флор Яковлевич распорядился увеличить число призреваемых до 500, а кроме того отдал свободные помещения фабрики под госпиталь для раненных. Вдобавок к уже помещенному в банк капиталу, Ермаков пожертвовал богадельне дом на Мясницкой улице, оцененный в 700 тысяч рублей, доходами от которого пользовалась богадельня.
На содержание психически больных в специальном отделении Алексеевской больницы Флор Яковлевич выделили 300 тысяч рублей. Для нищих он устраивал раздачи мелкой серебряной монеты, которую он называл «крупой» — начиная с 1883-го года, каждую субботу, гривенники пятиалтынные и двугривенные раздавались доверенными лицами Ермакова, сначала в Сокольниках, при тамошней ермаковской богадельне, а потом, когда в 1889-м году открылась богадельня за Трехгорной заставой, эти субботние раздачи перенесли туда. За «крупой» по субботам сходилось до 5 тысяч человек, и никто не уходил обделенным.
Узнав о том, что сильно бедствуют семьи осужденных на ссылку в Сибирь, желающие следовать за осужденными, Ермаков взялся помочь и им. Главным испытанием для членов семей осужденных было ожидание отправки. Тогда этапы шедшие «за Большой камень», как тогда называли Урал, формировались в московской Бутырской пересыльной тюрьме, а родственники жили прямо там же, в тюремных коридорах, где их запирали на ночь. Женщины, дети, старики, люди в большинстве своем неимущие, не могли снять даже угла в ночлежке. Узнав об этом, Ермаков выстроил возле тюрьмы двухэтажный дом для этих людей, дожидавшихся отправки в ссылку. Кроме того, на каждого члена семьи этапируемого, считая даже грудных младенцев, выдавали по рублю денег.
В совеем собственном доме Флор Яковлевич открыл бесплатную столовую для не имущих, в которой питались 500 человек в сутки. В том же доме принимали монахинь разных монастырей, приходивших в Москву собирать подаяние для своих обителей. Таких монахинь в его доме проживало до двух сотен, и в большие праздники – на Рождество и на Пасху — для них накрывали обильные столы.
Никогда не забывали Ермаковы своей родины и земляков, на которых пролился целый дождь их щедрых пожертвований. В 1879-м году Флор Яковлевич в два раза пожертвовал 100 тысяч рублей на выкупные платежи крестьян села Мещерина, а позже это благодеяние распространилось и на всю Мещеринскую волость.
Ещё Яков Яковлевич в 1870-м году купил у Шереметьевых барский дом в Мещерине, а Флор Яковлевич перестроил его, расширив, и основал в нем богадельню на 150 человек, назвав её «Александровской» в честь царя-освободителя от крепостной зависимости. Ермаковы хорошо помнили, каково это быть крепостным, и хоть сами выкупились лет за 25 до того как 19-го февраля 1861-го года вышел знаменитый царский указ, свято чтили монарха облагодетельствовавшего то сословия, из которого они сами вышли. Александровская богадельня в Мещерине была обеспечена процентами от специального банковского капитала в 100 тысяч рублей. Для отопления её Флор Яковлевич купил 177 десяти леса в трех верстах от Мещерина. Особый Комитет, созданный Флором Ермаковым при Александровской богадельне, распоряжался всеми делами благотворительности в Мещерине и волости. Крестьянам выплачивались пособия в случае общественных бедствий: падежа скота, пожаров, неурожаев и прочего. Сиротам и вдовам производилась раздача продуктов, а начиная с 1884-го года и деньгами. Этим благом воспользовались более 800 семей. Выдачи вдовам Комитет Александровской богадельни производил на регулярной основе, пользуясь процентами специального капитала в 200 тысяч, пожертвованного Ермаковым.
В самой Коломне особым покровительством Ермаковых пользовался женский Брусенской монастырь. Дело в том, что младшая сестра Флора Яковлевича, Феодосия Яковлевна, замуж пойти не захотел, а избрала «благой удел», поступив послушницей в Брусенской монастырь. Тогда это была небогатая обитель, деревянные строения в которой пришли в большой упадок, а жили в нем менее десятка монахинь. Пройдя послушнический искус, Феодосия приняла монашеский постриг с именем Феофания, и прожила в монастыре более 40 лет. Помогать обители начал ещё её отец, Яков Яковлевич – когда игуменья Олимпиада, управлявшая монастырем, затеяла большое строительство, Ермаков пожертвовал большое количество камня и кирпича, дал денег. Позже много жертвовал монастырю уже Флор Яковлевич, и так продолжалось всё то время, пока в нем подвизалась Феофания. С годами она стал хворать – у неё открылась «каменная болезнь» которой мучились все члены семейства Ермаковых. В августе 1888-го года Феофания приехала в Москву навестить брата, в гостях ей стало худо, и вскоре она умерла. Флор Яковлевич очень тужил о смерти сестры, которую схоронили в Брусенском монастыре, рядом с алтарем нового Крестовоздвиженского собора, возле могилы игуменьи Олимпиады, близ главных монастырских ворот. Этим был выказано особенное почтение усопшей – со времен Петра в городах было запрещено хоронить, только на кладбищах за городом, или на монастырских, а такового у Брусенского монастыря не было.
После смерти сестры Флор Яковлевич пожертвовал более 140 тысяч рублей на восстановление обветшавшей соборной Успенской церкви монастыря, выстроенной в 16-м веке. Её капитально отремонтировали, а вплотную к ней пристроили двухэтажный келейный корпус из кирпича. Кроме того Флор Яковлевич разослал в 50 российских монастыре по три тысячи рублей на помин души покойной сестры.
После смерти Феофании у Флора Яковлевича почти не осталось близких ему людей – сына Павла он схоронил ещё в 1881-м, из всех детей остался у него один только старший, Дмитрий, который помогал ему в делах благотворительности. С возрастом семейный недуг стал одолевать и Флора Яковлевича, он лечился и не без успеха, но летом 1895-го года ему стало совсем худо, и остаток дней он провел на своей даче в Сокольниках, мучаясь от каменной болезни. Днем 21-го июня его мучения прекратились, и так много сделавший для людей человек успокоился на веки.
Хоронить его явилось множество народу, а из Коломны приехала депутация городской думы, во главе с городским головой Г.М. Левиным, игуменья Брусенского монастыря Ангелина, священник с. Мещерина о. Рунов, иерей аксиньинского храма о. Покровский. Этот пастырь прибыл отдать последний долг памяти за благодеяние покойного, который, творя благотворительность в Мещеринской волости Коломенского уезда, услыхав, что в соседних селах Аксиньино и Софроново старые деревянные храмы совсем обветшали, а средств для их ремонта и содержания у сельских общин нет, распорядился выстроить новые церкви, потратив на каждую из них по 18 тысяч рублей.
Со смертью Флора Яковлевича его фирма практически прекратила свое существование: ещё при жизни самого Ермакова, потерявшего всех родных и прямых наследников, его московские и вышневолоцкие фабрики были проданы Прохорову, средства обращены в капиталы, которые употреблялись на дела благотворительности. Наиболее масштабные задумки Флора Яковлевича воплотились в жизнь спустя уж десяток лет после его кончины. По духовному завещанию Ермакова московскому городскому самоуправлению были оставлены средства, разделенные на несколько частей, предназначавшихся для разных целей. Самый крупный куш – свыше миллиона рублей был завещан на постройку и оборудование ремесленного училища техников и электротехников, для которого на Пречистенской набережной был выстроен специальный дом. В 1907-м году училище было открыто, и в память о благотворителе его назвали именем Ермакова. Ещё два года спустя осуществилась и другая мечта филантропа – городские власти на деньги завещанные Ермаковым для этой цели в 1909-м году открылись два ночлежных корпуса, в 1-м Дьяковском переулке и на Краснохолмской улице, на полторы тысячи человек каждый.
Тупицын Филипп Назарович (?) купец II гильдии, его стараниями были выстроены келейные корпуса обители.
Из работы Валерия Альбертовича Ярхо:
Филипп Тупицын вел большую хлебную торговлю, и, судя по некоторым свидетельствам, держал на реке Осетр в Зарайском уезде рязанской губернии несколько мельниц. Одна из тупицинских мельниц просуществовала до самой коллективизации в советское время, и остатки её плотины по сию пору ещё заметны возле деревни Берхино. Большинство подробностей жизни Филиппа Наумовича пока неизвестны, но, как явствует из документов дела о возведении его самого и членов его семьи в звание потомственного почетного гражданина, во вторую купеческую гильдию он вступил в 1835-м году, и, судя по всему, дела его шли все более и более успешно – в 1843 Тупицын перешел в первую гильдию, но пробыв в ней три года, снова вышел во вторую, в которой и пребывал до самой своей смерти, последовавшей в 1859-м году. Один из самых богатых людей Коломны, Филипп Наумович был известным благотворителем, и пользовался большим уважением в городе. Именно он стал первым крупным жертвователем средств на устроение городского Брусенского монастыря, когда руководство им приняла известнейшая впоследствии игуменья Олимпиада. По её воспоминаниям древняя обитель в то время пребывала в упадке, и с чего ей начать вновь назначенная игуменья никак не могла решить. В полной растерянности она как-то перед началом вечерней службы стояла у монастырских ворот, в то время как мимо шел Филипп Тупицын, спешивший в Тихвинском соборе, старостой которого он к тому времени состоял не первый срок. Филипп Наумович поздоровался с матушкой Олимпиадой и спросил — от чего она так печальна? Та сказала, что в монастыре нужно многое перестраивать, и желательно не в дереве, а в камне, да вот где же денег взять?! «Ты, матушка, начинай строить, а деньги будут!» посоветовал Туцпицын, и пошел дальше. Следствием этого короткого разговора стала широкая помощь монастырю: Филипп Наумович дал игуменьи денег, прислал строительный камень и кирпич. Потом игуменьи Олимпиаде удалось отыскать ещё несколько благотворителей, среди которых особенно много пожертвовало семейство Ермаковых – дочь старшего Ермакова, под именем Феофании была пострижена в этом монастыре. После смерти отца помогать монастырю взялся унаследовавший капиталы и дело отца брат Феофании, так и шло строительство того монастырского ансамбля, разрозненные остатки которого видны ещё и по сию пору. Но почин-то был положен именно Тупицыными!
Ротин Федор Григорьевич (?) купец II гильдии.
Бардыгин Никифор Михайлович (1835 – 1901) купец I гильдии , городской голова Егорьевска. Вносил крупные пожертвования в монастырь, его родные сестры Анастасия (1838 г), Акилина (1845 г.), Ольга (1847 г.) являлись насельницами Брусенского монастыря.
В 1891 году им были пожертвованы монастырю земли в первом квартале со всеми на ней строениями по Брусенской улице (ныне улица Ложечникова). Этот участок имел внушительные размеры : «по улице 13 сажений, длина справа 60 сажений, слева 80 сажений, позади по крепостной стене 26 сажений, по соседству с владениями петрова и Коломенской почтовой конторы» (управа его оценила «по совести в 2 130 рублей»).
Мария Николаевна Шевлягина , урожденная Шарапова (1835 – 1921).
Знаменитая Коломенская благотворительница, на средства которой был спроектирован и запущен городской водопровод . Её попечением пользовались городские больницы, богадельни, учебные заведения. В 1893 году Марией Николаевной обители были переданы «153 десятины 1080 сажений земли с лесом при сельце Панине и смежной пустоши Фоминке».
